— Для вас, мой друг, у меня всегда найдется время. Скажите, ваш коллега успешно добрался до места назначения?
— Вполне. И женщина — тоже. Насколько мне известно, она оказалась именно такой, как было нужно. Мое руководство очень довольно той помощью, которую вы нам оказали. Надеюсь, ваше беспокойство компенсировали удовлетворительным образом? Не возникло никаких проблем?
— Ровным счетом, никаких. — Деньги благополучно лежали в лихтенштейнском банке, пусть почти не накапливая процентов, но зато надежно укрытые от нескромных электронных «глаз» разведки и всяких милицейских управлений. Юрий еще не решил, каким образом будет выводить оттуда деньги, когда они понадобятся, но пути для этого имелись всегда, особенно если ты осторожен и готов заплатить разумную сумму кому следует. — Прошу передать вашему руководству мою благодарность.
Нима прикоснулся ладонью к подбородку.
— Обязательно.
Официант принес заказ — рюмку водки для Юрия и стакан минеральной воды для Нимы. Тот отхлебнул и продолжил:
— Юрий, у нас есть к вам еще одно предложение. Мы считаем, что вы с вашей квалификацией как нельзя лучше подходите для этого дела.
— Я в вашем распоряжении.
— Оно, как и два предыдущих, весьма деликатного свойства, и может оказаться рискованным для вас.
— А что в этой жизни не рискованно? — улыбнувшись, всплеснул руками Юрий.
— Вы совершенно правы. Конечно, как вы знаете…
В противоположной стороне помещения, возле входа, раздался громкий крик, и зазвенела посуда. Взглянув туда, Юрий увидел, как человек (несомненно, сильно пьяный), сидя на стуле, резко отодвинулся от стола. В поднятой левой руке он держал тарелку с каким-то блюдом, которое нельзя было распознать с такого расстояния. Все посетители ресторана уставились на него. Пьяный выкрикнул длинную фразу, вероятно, по-чеченски, в которой, как решил Юрий, высказывал свое мнение о качестве поданной пищи, а потом, поднявшись, нетвердо держась на ногах, двинулся на официанта в белом переднике.
Юрий хохотнул.
— Не повезло человеку. Похо… — И осекся на полуслове, поняв, что Нима даже не повернул голову на шум, а смотрел прямо в лицо Юрию, причем в его глазах мелькнуло нечто, похожее на сочувствие. В сознании отставного сотрудника КГБ во всю мощь взревела сигнальная сирена: представление, Юра, представление для того, чтобы отвлечь твое внимание!
Время словно замедлилось.
Юрий подался вперед и, запустив руку под пальто, потянулся к «Макарову», покоившемуся в кобуре в районе копчика. Он успел ощутить под пальцами рифленую рукоятку пистолета, но тут краем глаза заметил, что дверь в кухню, слева от него, распахнулась, и в проеме появилась человеческая, определенно мужская, фигура.
— Мне очень жаль, мой друг, — какой-то очень спокойной и отстраненной от всего происходившего частью сознания уловил он голос Нимы, — но ради общего блага…
За плечом араба Юрий увидел еще одного официанта, который направлялся к ним, держа обеими руками снятую со стола скатерть. Вот он развернул ее во всю ширину, чтобы сложить на ходу… Нет, для того, чтобы скрыть от всех остальных то, что происходило в дальнем углу зала. Так же краем глаза Юрий заметил движение. Он повернул голову налево как раз вовремя, для того чтобы заметить, как человек, стоящий в кухонной двери — еще один официант в белом переднике, — направил на него темный округлый предмет.
Та же самая спокойная, аналитическая часть сознания сообщила Юрию, что это самодельный глушитель для пистолета. Он твердо знал, что не услышит звука, не увидит вспышки. Даже не почувствует боли.
Он оказался прав. 9-миллиметровая пуля «парабеллума» вошла ему в лоб над левой бровью, сплющилась от удара о кость и превратила кусок мозга размером с теннисный мяч в сгусток желе такого же объема.
— Будь оно проклято! — чуть слышно пробормотал, обращаясь к своей утренней чашке кофе, бывший президент Соединенных Штатов Джон Патрик Райан.
— Что случилось, Джек? — осведомилась Кэти, хотя ей было известно, в чем дело. Она обожала своего супруга и давно привыкла к тому, что когда что-то овладевало его вниманием, он становился похож на пса с костью из пословицы. Это свойство делало его хорошим разведчиком, еще лучшим президентом, но не всегда способствовало взаимоотношениям с окружающими.
— Этот болван Килти совсем уже ни черта не соображает. И, что еще хуже, даже не хочет соображать. Вчера угробил двенадцать морских пехотинцев в Багдаде. И знаешь, каким образом? — Кэти Райан промолчала: она-то отлично знала, что вопрос риторический. — Потому что кому-то из его штаба взбрело в голову, что морские пехотинцы с заряженным оружием — это, видишь ли, плохая пропаганда! Черт возьми, когда имеешь дело с людьми, которые в тебя целятся, тут не до пропаганды. И кончилось дело тем, что ротный командир погнался за плохими парнями и уложил шестерых из них, прежде чем получил приказ вернуться.
— От кого?
— От командира батальона, который, вероятно, получил указание от командира бригады, а тот — от кого-нибудь из безмозглых юристов Килти, которых тот насовал во все штабы и командования. Но самое худшее — что его это нисколько не тревожит! По-видимому, раз бюджетный процесс идет своим чередом, то на свете нет ничего важнее этих долбаных деревьев в Орегоне и суматохи вокруг них, и он, похоже, решил полностью сосредоточиться на этом деле.
— Джек, но ведь, как бы там ни было, масса народу страшно переживает по поводу состояния окружающей среды, — сказала мужу профессор Райан.